Служба у Савельева действительно работала на профессиональном уровне, потому что вскоре после конфиденциальной беседы позвонил он сам и в открытую спросил:
— Ты с кем недавно вёл переговоры? И какие?
Иван Сергеевич понял, что телефон его прослушивают.
— Немцы предлагают работу в Германии, — сказал он то, что придумал на ходу. — Контракт на три года. Поиск «Янтарной комнаты». Не было ни гроша, и вдруг алтын. Нарасхват пошёл. Это не ты там подшевелился?
— Дал согласие? — спросил Савельев.
— Нет пока, думаю…
Савельев не поверил в эту сказку, а возможно, проверил намерения немцев, потому что утром же Иван Сергеевич заметил за собой слежку. Он предполагал, что ученик прибежит к учителю с просьбой не соглашаться на предложение шведов. Сделает попытку откупиться «лимонами», найдёт какие-нибудь другие средства и способы удержаться в кресле руководителя фирмы цивилизованным путём. Как-то не хотелось верить, что беспредел в государстве уже полная копия лагерного беспредела. Но последовало очень строгое предупреждение: среди ночи в открытую форточку влетел заряд «Черёмухи», выпущенный, скорее всего, из ракетницы. Слезоточивый газ заполнил всю квартиру. Чихали, кашляли и проветривали комнаты часа полтора. Следующий шаг Савельева мог быть каким угодно. Самым же уязвимым местом была жена: возьмут в заложники, и из Ивана Сергеевича хоть верёвки вей. Можно было позвонить Савельеву и попросить пощады, но наглость и дерзость ученика взъярили до крайней степени. Он думал, что жена станет настаивать на капитуляции, но, наплакавшись от «Черёмухи» и от беды, она лишь озлилась и сама заявила, что нельзя сдаваться подлецам. Пришлось её убеждать, что она — слишком великий соблазн для врагов быстро одержать верх. Иван Сергеевич сумел в один день переправить её в Тулу, к дальним родственникам, а сам демонстративно остался дома: любое проявление боязни немедленно бы добавило храбрости Савельеву. Надо было продержаться всего три дня, после чего дать отрицательный ответ шведам, но за это время показать, чьи нервы крепче.
Среди ночи он проснулся от воя пожарных сирен и выглянул в окно: во дворе горела русиновская «Волга». После того как залили огонь, от машины остался чёрный остов на обгоревших и спущенных колёсах. Он понял, что игра с огнём становилась очень опасной. Телефон, как и должно быть в таком случае, работал исправно и как бы провоцировал снять трубку и набрать номер Савельева. Но это было слишком просто. Перед тем как сдаться, следовало нанести противнику максимальный урон и тем самым хоть как-то отомстить за попранную свободу и честь. Иван Сергеевич почти никогда не носил своей полковничьей формы, но всю жизнь считал себя офицером.
Утром пришёл работник милиции и сказал, что машина подожжена группировкой подростков, которые объявили «интифаду» буржуям и теперь палят коммерческие палатки и все более-менее престижные автомобили. Иван Сергеевич не стал его переубеждать, ибо милиционер пришёл заведомо убеждённым. А он знал, что такое официальная версия.
Потом он сходил на переговорный пункт и позвонил генералу Исаеву. Трубку взял какой-то мужчина, видимо зять: насколько помнил Иван Сергеевич, у бывшего «нелегала» рождались только девочки.
— Можно Валерия Николаевича? — попросил он.
— Кто спрашивает? — не сразу ответила трубка.
— Давний его товарищ… Скажите, по Цимлянску знакомы.
— Назовите имя!
— Не могу, — на всякий случай сказал Иван Сергеевич.
— Понимаю… Валерия Николаевича больше нет, — ответил мужчина.
Иван Сергеевич на мгновение потерял дар речи. Потряс головой:
— Его убили?
— Нет… Он покончил с собой…
— Он не мог! — крикнул Иван Сергеевич. — Он был сильным человеком.
На том конце провода ему стали доверять:
— К нему стучали… Выламывали дверь. Не выдержал…
— Ну хоть одну сволочь-то прихватил с собой?!
— Нет… Выстрелил себе в висок…
Иван Сергеевич повесил трубку и неожиданно для себя заплакал прямо здесь, в телефонной будке. Потом опомнился, вытер слёзы и ушёл домой. А дома ощутил, что наливается серой, свинцовой тяжестью. Подвернись сейчас кто под кулак — и пистолета не нужно. Несколько минут он походил у телефона, затем решительно сорвал трубку и набрал номер, указанный в визитной карточке. Ответили почти сразу.
— Я вас приветствую, коллега, — сказал он и положил трубку.
Машина должна завертеться немедленно. Пусть теперь шведы уберут Савельева из «Валькирии» и ждут, когда придёт к ним Иван Сергеевич, чтобы занять освободившееся место. А поскольку он не придёт, то начнётся если не развал фирмы, то приличный кризис власти. Глядишь, нынешним летом им будет не до экспедиции на Урал.
Потом он взял ножницы и перед зеркалом остриг бороду и волосы начисто. Подбородок и щёки выбрил, но с головой повозился: получилось лесенкой, и потому пришлось намыливать и брить под «Котовского». Затем Иван Сергеевич собрал чемодан, обрядился в военную форму и глянул на себя в зеркало. Сам он себя не узнал, но неизвестно, какие фотографии получил «топтун», дежуривший у подъезда. Прежде чем выйти из дома, он зарядил пистолет, загнал патрон в патронник и положил в правый боковой карман кителя — под руку, — хорошо, успел вооружиться у Савельева…
«Топтун» Ивана Сергеевича — молодой парень в куртке и доспехах рок-металлиста — торчал во дворе возле обгоревшей машины, тусовался в одиночку. Значит, где-то на улице возле дома стояла машина сопровождения. Иван Сергеевич набрал номер телефона оперуполномоченного милиции, который приходил по поводу пожара, и сообщил, что один из поджигателей сейчас находится около своей «жертвы», а ещё несколько таких же шныряют по подъездам. Потом он позвонил оператору на пульт, поставил квартиру на охранную сигнализацию и запер дверь. Спустившись в подъезд, Иван Сергеевич стал у двери, поджидая, когда во дворе появится опергруппа. Но вместо неё на большой скорости во двор влетела милицейская машина. Два омоновца в бронежилетах положили «топтуна» на землю, двое других бросились в крайний подъезд. Не медля ни секунды, Иван Сергеевич вышел на улицу и свернул за угол дома. Какой-то драный «Москвич» с водителем торчал у обочины, словно поджидая пассажиров. Пришлось пересечь соседний двор и уйти на другую улицу. Там он сел в автобус и отправился на вокзал.