Сокровища Валькирии. Книга 1 - Страница 41

Выходило, что сестра Андрея Петухова, Ольга Аркадьевна, его попросту обманула. Наверняка обманом было и то, что она не поддерживает с племянницей никаких отношений. Русинов хорошо помнил известного в Новгороде детского врача, беседу в прошлый приезд к Ольге Аркадьевне, и этот, возможно, и благородный обман показался ему странным. Русинов выпросил у Ивана Сергеевича телеграфный денежный перевод и, минуя Москву, на своей «Волге» отправился в Новгород.

Ольга Аркадьевна оказалась в доме престарелых: докармливать её было некому. Жила она в небольшой чистенькой комнате с казённой мебелью и, кажется, радовалась своему положению. Поселившись тут, она словно избавилась от всех прошлых предрассудков в отношении своих молодых лет и была намного словоохотливее и откровеннее. Она сразу же узнала Русинова, по-старчески восхищённо начала рассказывать, как ей хорошо стало здесь после одинокого житья в своей квартире. Русинов не торопил её и не задавал вопросов, а лишь направлял разговор к годам эвакуации. Ольга Аркадьевна пустилась в воспоминания и неожиданно призналась:

— Простите меня великодушно, молодой человек. Я тогда сказала вам неправду. Лариса и в самом деле не вернулась в Новгород и на станции Киря не осталась.

Они гуляли по берёзовым аллеям, окружавшим дом престарелых. Ольга Аркадьевна держалась за его руку и опиралась на палочку.

— Где же она? — спросил Русинов. — Я ездил, искал…

— Не найдёте, — заверила она. — И не старайтесь… Я должна открыть вам одну тайну. Но скажите: почему вы интересуетесь Андреем?

— Я историк, — сказал он, и это не было большой ложью. — Хочу написать об экспедиции, в которой работал ваш брат.

Ольга Аркадьевна тихонько рассмеялась:

— Мне почудилось… вы из КГБ! Вы в прошлый раз так спрашивали… Как всю жизнь меня спрашивают.

Русинов рассказал ей об истории экспедиции Пилицина и назвал всех её участников, однако Ольга Аркадьевна никого из товарищей не знала. Но вдруг доверительно сообщила:

— Андрей остался жив! И мы встречались с ним в Новгороде! Он приезжал.

— В сорок четвёртом году?

— Да, приехал тайно, скрывался… Забрал с собой Ларису и уехал. Одну ночь переночевал. Мы только вернулись из эвакуации и ещё прописаться не успели.

— Куда же он уехал? — Русинов едва сдерживал волнение.

— Не сказал, — вздохнула Ольга Аркадьевна. — Когда появился — сразу предупредил, чтобы ни о чём не спрашивала. Мы и не спрашивали. Догадывались… Он так сильно постарел, похудел. От прежнего половина осталась. Сказал, что приехал за дочерью. А Лариса его совсем не помнила и всё у меня спрашивала — это правда мой папа?.. Я потом так жалела, что отпустила Ларису, да как было не отпустить? И ни одного письма! Думала, после войны напишут. Нет… Потом, когда Сталин умер, думала, когда Хрущёв пришёл… Видно, в живых нет. Так бы-то написали, приехали…

— Искать не пытались? — воспользовавшись паузой, спросил Русинов.

— Как не пыталась? — затосковала она. — В пятьдесят девятом году подала на всесоюзный розыск по линии растерявшихся в войну родственников. Год ждала — ничего… Потом в шестьдесят шестом заболела и дала объявление через газету. Помните, печатали списки «Отзовитесь!» и рубрика была — «Эхо войны»? В центральных газетах пять раз печатали… И приехал ко мне один молодой человек. Ласковый такой, вежливый. Я сразу поняла, откуда он. И давай меня выспрашивать, что мне известно про брата, про племянницу. Да ничего, говорю, не известно, потому и на розыск подала. А он и спрашивает: как это мы могли растеряться с Ларисой, когда из Чувашии выехали вместе и под бомбёжки не попадали? Чаще-то терялись, когда ехали в эвакуацию… Мне солгать пришлось. Говорю: Лариса на фронт хотела, а её не брали. И когда ехали в Новгород, на какой-то станции остановились рядом с военным эшелоном. Она будто бы за водой побежала, а сама, наверное, в этот эшелон попросилась. Или солдаты затащили… Тогда бывало всякое… Молодой человек ушёл, а я после него уж больше не искала, боялась.

— Думаете, он был из КГБ? — поинтересовался Русинов.

— Я не думаю, я знаю, — уверенно заявила Ольга Аркадьевна.

— Удостоверение показывал?

— Нет, мне и показывать не надо. Я человека и так вижу. Насмотрелась на них…

— А сам Андрей Аркадьевич хоть что-нибудь рассказывал? Не молчал же он всё время!

— Не молчал… — проронила она. — Мне Ларису жалко было отдавать. На моих руках выросла, как дочь… Я Андрюше и говорю, мол, ей же учиться надо и замуж пора. А уедет с тобой — что там станет делать? Если сам скрываешься, то и ей придётся… У Андрея только характер старый остался, смеётся: я, говорит, и выучу её, и работу найду, и замуж выдам! Такого жениха присмотрел!.. Потом он с Ларисой долго разговаривал, один на один. Не знаю, что наговорил, но она загорелась, засобиралась с отцом. Когда я их провожала — расплакалась…

Ольга Аркадьевна вытерла платочком слёзы и вдруг подняла на Русинова глаза, полные восхищения.

— Он мне одну вещицу подарил! На память! Это, говорит, тебе утешительница: когда затоскуешь — возьми в руку и зажми в кулак, и сразу станет хорошо. Игрушка такая… Я, дура, эту игрушку из рук не выпускала, когда Лариса уехала, — она снова оживилась. — А ещё знаете что сказал? Ей-Богу, как вспомню, мне так странно становится! Не переживай, говорит, сестрёнка, война кончится весной сорок пятого года. И начнётся снова только через сорок лет. Число «сорок», говорит, число роковое… И предупредил, чтоб никому об этом не рассказывала.

— «Сорок» значит «со роком», — задумчиво проговорил Русинов. — Он был прав… А откуда он знал — не сказал?